Он забегал по комнате, топчась по прямоугольнику света от уличного фонаря, растерянно озираясь по сторонам; рога Фердинанда со свистом рассекали воздух. Где же прячется эта сука? Куда она подевалась? Боже милостивый, куда же она запропастилась?

Норман увидел распахнутую дверь в другом конце комнаты и закрытую крышкой корзину для белья. Бросившись к двери, он заглянул в ванную. Никого. Разве что…

Он выхватил из-за пояса пистолет и дважды выстрелил в душевую занавеску, проделав два похожие на испуганные глаза отверстия в виниловой пленке с цветочным рисунком. Затем одернул занавеску, загремевшего металлическими кольцами. Пусто. Пули раздробили пару керамических плиток в стене; невелика потеря. Впрочем, возможно, все к лучшему; он ведь не собирался пристрелить ее, нет. Да, но где же она все-таки?

Норман выскочил из ванной, рухнул на колени, поморщившись от боли, и провел стволом пистолета влево-вправо под кроватью. Никого. Он разлаженно грохнул кулаком по полу.

Направился к окну, отказываясь верить глазам, потому что окно— это единственная оставшаяся возможность… впрочем, ему так казалось до тех пор, пока не заметил свет — яркий свет, лунный свет, во всяком случае очень похожий на лунный, вырывающийся из другой открытой двери, той, мимо которой промчался, когда ввалился в комнату.

«Лунный свет? Тебе кажется, что ты видишь лунный свет? Норми, у тебя явно поехала крыша. На тот случай, если ты запамятовал, за окном густой туман, сынок. Туман! И даже если бы сейчас была ночь самого полного из всех полнолуний, перед тобой встроенный шкаф. Шкаф, дубина!»

Может, и так, но за свою жизнь Норман пришел к выводу, что его сладкоголосый, жирноволосый, вечно пьяный папаша, знавший толк в способах развращения малолетних детишек, хорошо разбирается не во всем. Норман знал, что из шкафа в стене комнаты, расположенной на втором этаже жилого дома, не должен сочиться лунный свет… но именно это он видел.

Опустив руку с пистолетом, он медленно приблизился к дверце шкафа и остановился в потоке лучей. Сквозь глазницы маски быка (почему-то казавшиеся теперь одной глазницей, через которую он смотрел обоими своими глазами) он уставился на шкаф.

На деревянных боковых стенках встроенного шкафа торчали крючки, на металлической перекладине посередине покачивалось несколько пустых вешалок для одежды, но задняя стенка отсутствовала. Ее место занимал залитый лунными лучами пологий откос холма, поросшего буйной высокой травой. Он увидел, как в сумеречной темноте мелькают светлячки, вычерчивая хитроумные световые узоры. Бегущие по небу облака, проходя неподалеку от луны (еще не достигшей фазы полнолуния, но приближающейся к ней) или проплывая под ней, превращались в комья светящейся ваты. У основания холма расположилась какая-то развалюха. Норману строение напомнило разрушенный восставшими рабами дом богатого плантатора или ветхую церковь.

«По-моему, я сошел с ума, — мелькнула у него в голове мысль, давно потерявшая оригинальность. — Сошел с ума или она расшибла мне башку, и все это — какой-то идиотский сон».

Нет, не годится. Он не примет такое объяснение.

— ВОЗВРАЩАЙСЯ СЕЙЧАС ЖЕ, РОУЗ! — заорал он в пустоту шкафа… который, если строго придерживаться фактов, перестал быть шкафом. — ВЕРНИСЬ, СУКА, КОМУ СКАЗАЛ!

Никакого ответа. Лишь безмолвный холм… и едва слышное дуновение ветерка, который принес с собой запах травы и цветов, подтверждая, что все видимое им — не удивительный, похожий на реальность обман зрения.

Да, и еще кое-что: треск сверчков.

— Паскуда, ты украла мою банковскую карточку, — добавил Норман уже не таким уверенным голосом. Как всегда, воспоминание о краже вызвало в нем бурю гнева. Он протянул руку и схватился за металлическую перекладину, как пассажир в вагоне метро, держащийся за поручень над головой. Перед ним простирался странный, залитый лунным светом мир, но он почувствовал, как посыпались осколки страха, разбитого мощной волной ярости. — Ты ее украла, и я хочу поговорить с тобой. Хочу поговорить… начистоту.

Пригнувшись под перекладиной, он вошел в шкаф, сбив при этом пару вешалок, со стуком упавших на деревянный пол. Постоял еще мгновение неподвижно, вглядываясь в незнакомый таинственный мир впереди. Затем шагнул в него.

Нога чуть-чуть провалилась, как иногда бывает в старых домах, где полы в комнатах располагаются на разном уровне. Один-единственный шаг, и он уже стоял не в чьей-то комнате на втором этаже какого-то жилого дома — стоял в густой траве и вдыхал пахучий ветер, шелестевший вокруг него. Ветер задувал в глазницу маски (все верно, глазница действительно только одна; каким образом так случилось, он не помнил, но теперь, когда оказался в ином мире, это воспринималось как нечто совершенно естественное), освежая болезненно чувствительную и мокрую от пота кожу. Он схватил маску за нижний край, намереваясь содрать ее и подставить лицо упоительному дуновению ветра, но маска словно намертво прилипла к коже. Она не поддалась ни на дюйм.

IX. «Я ПЛАЧУ»

1

Билл обвел омытый лунными лучами пейзаж внимательным взглядом человека, отказывающегося верить собственным глазам. Его рука невольно поднялась к шее и принялась растирать ее. Рози увидела распространявшиеся по коже синяки и кровоподтеки.

Ночной бриз прикоснулся к ее лбу, как заботливая рука. Прикосновение было мягким, теплым и ароматным. В нем не чувствовалось туманной влажности, не ощущалось сырого привкуса огромного озера, раскинувшегося к востоку от города.

— Рози? Это происходит на самом деле или только кажется?

Прежде, чем ей в голову пришел какой-то ответ, их привлек требовательный, уже знакомый ей голос:

— Женщина! Ты, женщина!

Голос принадлежал женщине в красном, только теперь она была в обычном платье, как показалось Рози, голубого цвета, хотя при лунном свете могла и ошибаться. На полпути от вершины к подножию холма стояла «Уэнди Ярроу».

— Спускайтесь сюда скорее! Нельзя терять ни минуты! Другой вот-вот появится, а у нас много дел! И очень важных!

Рози по-прежнему держала Билла за руку. Она потянула его за собой вниз, к «Уэнди», но он воспротивился, с опаской взирая на темнокожую женщину. Сзади — приглушенно, но все же устрашающе близко — раздался голос Нормана, изрыгнувшего новый набор проклятий в ее адрес. Билл подпрыгнул, но не сдвинулся с места.

— Кто это, Рози? Кто эта женщина?

— Потом. Идем скорее!

В этот раз она не потянула его за собой— подхлестываемая отчаянием она попросту рванула его за руку. Он повиновался, но не успели они сделать и десятка шагов, как Билла снова согнуло пополам от сильнейшего приступа кашля; он остановился, задыхаясь и сверкая выпученными глазами. Рози воспользовалась паузой, чтобы расстегнуть застежку-молнию кожаной куртки, затем стащила ее и бросила на траву. За курткой последовал свитер. Оставшись в блузке без рукавов, она быстро надела на руку браслет, подняв его выше локтя и тут же ощутила прилив могучей силы; не имело значения, существует ли эта сила на самом деле или только в ее восприятии. Рози бросила последний быстрый взгляд через плечо, ожидая увидеть надвигающегося на них Нормана, но его пока не было. Она увидела лишь тележку для пони, самого пони, распряженного и пасущегося в зарослях серебристой от лунного света травы, и тот же мольберт с холстом, который стоял здесь во время первого ее путешествия в этот мир. Изображение на холсте снова изменилось. Во-первых, центральным персонажем стояла не женщина, а существо, напоминавшее рогатого демона. Собственно, это и есть демон, решила она, демон в мужском обличье. Рози узнала Нормана и вспомнила, как при короткой вспышке пистолетного выстрела увидела торчащие у него над головой рога.

— Женщина, ну почему же ты такая нерасторопная? Шевелись!

Она обхватила Билла, который уже кашлял не так сильно, левой рукой и повела его, поддерживая, к тому месту, где их нетерпеливо дожидалась «Уэнди». Когда они спустились к ней, Рози уже почти полностью несла Билла на себе.