Однако неприятности этим не исчерпывались. Даже самые снисходительные из работников отдела вынуждены были признать, что Норман Дэниэлс и Харли Биссингтон малость хватили через край, пытаясь утихомирить не отличающуюся особой физической силой взбесившуюся дикую кошку с пилочкой для ногтей; например, требовалось как-то объяснить несколько сломанных пальцев. Отсюда и официальный выговор. Да и выговором все не завершилось. Упрямая стерва раскопала этого лысого еврейчика…

В мире полно упрямых сучек. Взять его жену, к примеру. Только с этой сучкой он все-таки разберется… при том условии, конечно, что ему удастся хоть немного поспать.

Норман перевернулся на другой бок, и тяжелые воспоминания из восемьдесят пятого года начали наконец постепенно таять.

— В самый неожиданный момент, Роуз, — пробормотал он. — Я приду за тобой, когда ты меньше всего ожидаешь меня.

10

«Кажется, он называл ее „черномазой сучкой“, — подумала Рози, лежа в своей кровати. Ее сознание балансировало на грани сна, однако еще не перешагнуло за нее, она по-прежнему слышала доносящийся из парка стрекот сверчков. — „Черномазая сучка“. До чего же он ее ненавидел!»

Да, он искренне ненавидел ее. Во-первых, из-за того, что в результате у него возникли неприятности с отделом внутренних расследований. Норману и Харли Биссингтону с большим трудом удалось сохранить свои шкуры в неприкосновенности. «Черномазая сучка» подыскала себе адвоката (лысого еврейчика, как говорил Норман), который раздул из случившегося громадную шумиху. В деле фигурировали Норман, Харли, все полицейское управление. Затем, незадолго до того, как у Рози случился выкидыш, Уэнди Ярроу убили. Ее труп обнаружили за элеватором на западном берегу озера. Осмотр засвидетельствовал более ста ножевых ранений, у нее были отрезаны груди.

«Какой-то псих, — сообщил Норман жене, и хотя на его лице не вспыхнула улыбка после того, как он положил телефонную трубку — кто-то из управления не на шутку волновался, раз решил позвонить ему домой, — в его голосе она услышала плохо скрываемое удовлетворение. — Она слишком часто садилась за игровой стол, и дождалась, пока из колоды выскочил ягуар. Издержки профессии».

Затем он дотронулся до ее волос, очень нежно погладил их и улыбнулся. Не той кусачей улыбкой, от которой ей всегда хотелось кричать, тем не менее, она почувствовала, что из горла рвется крик, потому что поняла — вот так вот в одну секунду взяла и поняла, — что случилось с «черномазой сучкой».

«Видишь, как тебе повезло? — спросил он, поглаживая большой ладонью то ее затылок, то плечи, то грудь. — Видишь, как тебе повезло, что не нужно зарабатывать на панели, Роуз?»

Затем — может, через месяц, может, через полтора — он пришел из гаража, застал ее с книгой в руках и решил, что настала пора поговорить о ее литературных вкусах. Поговорить начистоту. Тысяча девятьсот восемьдесят пятый адский год. Рози лежала на кровати, сунув руки под подушку и погружаясь в сон под аккомпанемент доносившегося из парка, проникавшего через окно пения сверчков; они трещали так близко, словно комната по мановению волшебной палочки перенеслась на открытую поляну в парке, и она подумала о женщине с прилипшими к мокрому от пота и слез лицу волосами, забившейся в угол с твердым, как камень, животом, женщине, которая, закатив глаза, прислушивалась к щекочущим внутреннюю поверхность бедер зловещим поцелуям, удаленной на многие годы от одной-единственной капли крови на пододеяльнике, не ведавшей ни о существовании «Дочерей и сестер», ни о том, что в мире есть мужчины вроде Билла Штайнера, — о женщине, молившей Бога, чтобы тот предотвратил выкидыш, не допустил конца ее короткой сладкой мечты, и которая решила потом, когда это произошло, что, вероятно, все к лучшему. Ей было известно, как Норман выполняет свои обязанности мужа: кто знает, каким он стал бы отцом?

Мягкий треск сверчков убаюкивал, навевал сон, И ей показалось, что она даже слышит запах травы — пьяняще-приторный аромат зрелой травы, совсем неуместный в мае. Запах ассоциировался с августовскими спелыми лугами.

«Я никогда раньше не чувствовала, чтобы запах травы из парка проникал в комнату, — подумала она сонно. — Не любовь ли — ну хорошо, пусть просто увлечение — так действует на тебя? Не обостряет ли она все органы чувств, одновременно сводя тебя с ума?»

Очень далеко она услышала раскаты грома» И это тоже показалось ей странным, потому что, когда Билл привез ее домой, небо было чистым и безоблачным — выйдя из машины, она подняла голову и удивилась огромному количеству звезд, заметных даже в ярком свете оранжевых уличных фонарей.

Она погружалась, растворялась, уходила в единственную лишенную сновидений ночь, которая ей оставалась, и последней мыслью перед тем, как темнота поглотила ее окончательно, было: «Как я могу слышать сверчков или чувствовать запах травы? Окно ведь закрыто; я опустила его перед тем, как лечь в постель. Опустила и закрыла на задвижку».

V. СВЕРЧКИ

1

В четверг в конце дня Рози, словно на крыльях, влетела в «Горячий горшок». Заказав чашку чая и сдобную булочку, она села за столик у окна и, медленно пережевывая булочку и запивая ее крошечными глотками чая, принялась наблюдать за нескончаемой рекой прохожих, текущей за окном, — большей частью конторских служащих, направляющихся домой после очередного трудового дня. Вообще-то теперь, когда она не работала в «Уайтстоуне», «Горячий горшок» оказался в стороне от ее ежедневных маршрутов, и все же ноги сами принесли Рози сюда, возможно потому, что здесь они с Пэм выпили столько приятных чашек чая после работы, возможно оттого, что любовь к новизне ей не была свойственна — во всяком случае, пока не проявилась, — а это кафе она знала и испытывала к нему доверие.

2

Они закончили запись «Сияющего луча» в два часа пополудни, и она уже потянулась за лежавшей под столом сумочкой, когда в динамиках прозвучал голос Роды Саймонс.

— Не хотите ли передохнуть немного перед тем, как начать следующую книгу, Рози? — спросила она. За секунду мечты Рози воплотились в реальность. Если раньше она всего лишь надеялась, что получит и остальные три книги Белл (Расина), верила, что получит их, но с реальностью знания того, что ее ждет новая работе, сравниться не могло ничто.

Но этим все не завершилось. В четыре часа, когда они уже углубились на две главы в новый, полный страстей триллер, который назывался «Убей все мои завтра», Рода объявила о конце работы и попросила Рози присоединиться к ней на несколько минут. Они отправились в женский туалет.

— Я понимаю, это звучит кошмарно, — сказала Рода, — но еще пять минут, и я подохла бы без сигареты, а во всем этом проклятом дворце сортир — единственное место, где я могу позволить себе сделать несколько затяжек. Издержки современной сучьей жизни, Рози.

В туалете Рода достала тонкую длинную сигарету «Мор» и с уверенностью, выдававшей давнюю привычку, легко взгромоздилась на полке между двумя раковинами. Она заложила ногу за ногу, зацепившись левой ступней за икру правой ноги, и окинула Рози оценивающим взглядом.

— Мне нравятся ваши волосы.

Рози машинально провела по ним рукой. Новая прическа стала результатом внезапной прихоти, возникшей в тот момент, когда прошлым вечером она проходила мимо салона красоты, и обошлась в пятьдесят долларов, целые полсотни, которые она никак не должна была тратить… и все же не удержалась и потратила.

— Спасибо, — поблагодарила она.

— Знаете, Робби собирается предложить вам контракт.

Нахмурившись, Рози покачала головой.

— Нет, я не знала об этом. О чем вы говорите?

— Может, он и похож на старичка, раздающего билетики благотворительной лотереи, но не забывайте, что он работает в звукозаписи с семьдесят пятого года и понимает, насколько вы хороши. Он знает это лучше, чем вы сами. Вы полагаете, что многим ему обязаны, так ведь?